Дюмас вошёл в узкую бетонную комнату, освещённую флуоресцентной лампой, там стояла койка, металлический складной стул и карточный столик. Раздражённо поморщился от запаха — чеснок, сигаретный дым и литры кишечных газов. На полу валялись корейские газеты, журналы с голыми женщинами, пустые коробки от пиццы и пакеты из «Макдональдс». На экране маленького чёрно-белого телевизора шёл фильм «Пески Иводзимы» с Джоном Уэйном. Но самым главным здесь был запах. Он буквально валил с ног.
Продолжая морщиться, он пересёк комнату, остановился у второй металлической двери и заглянул через стеклянную панель.
— Всё о'кей? — спросил он у корейца.
Тот кивнул, широко улыбаясь.
— Всё о'кей.
— Прикоснёшься к ней, и ты мёртвый. Если тебя не убьёт Пак Сон, то убью я.
Улыбка на детском лице ничуть не изменилась.
— Всё о'кей.
— Смотри мне.
Сняв ключ с кольца у входа, Дюмас отпер дверь и вошёл во вторую бетонную комнату, дверь за собой сразу запер. Чуть больше первой, она тоже освещалась флуоресцентной лампой, там были такие же складные стулья, койка, карточный столик. В отличие от первой комнаты, здесь был отдельный туалет. С потолка смотрела камера. Под камерой лежала на койке лицом к стене Тоуни Да-Силва.
Услышав, что открывается дверь, она оглянулась через плечо, лицо её почти скрывали длинные светлые волосы. Одета она была в ту же кремовую блузку с длинными рукавами, голубую юбку в полоску и белые сапожки, которые были на ней, когда Дюмас её похитил пять дней назад. Через несколько мгновений она села, рукой убрала волосы и обратила к Дюмасу взгляд покрасневших глаз. Он удивился. Девочка, конечно же, жила в постоянном страхе, но она смогла выдержать его взгляд. Характер.
— Я хочу домой, — сказала она. Прошлый раз, когда он сюда заглядывал, Тоуни произнесла эти же слова. Говорила она тихо, но твёрдо. Прилагала усилия, чтобы остаться спокойной, не развалиться. Дюмасу это очень понравилось. Многие мужчины уже сломались бы в таких обстоятельствах. Необычайный ребёнок.
Дюмас уселся на складной стул и раскрыл атташе-кейс — крышкой к девочке. Под прикрытием крышки включил микрокассетный магнитофон, который унёс из квартиры Да-Силва в тот вечер, когда убил родителей Тоуни. Он зажёг сигарету, глубоко затянулся, выдохнул дым в сторону камеры.
После нескольких секунд молчания он показал на пищу, лежавшую на карточном столике.
— Не нравятся чизбургеры, Тоуни? Я думал, их все дети любят. Ты должна что-нибудь съесть, обязательно.
Позже Дюмас проиграет эту запись Кену, он также просмотрел киноленты и даст свои рекомендации Паку Сону. Сон будет опираться на них, делая из девочки идеальную любовницу. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала в ближайшие минуты, её малейшие реакции — всё это очень многое раскроет Кену. А Пак Сон советы Кена очень ценил.
Тоуни Да-Силва гневно проговорила:
— Почему вы меня здесь держите? Почему я не могу увидеть мою маму? Вы не полицейский. Вы говорите, что да, но это же не так.
Он улыбнулся. Умненькая девчонка. Дюмас показал свой старый полицейский значок, чтобы остановить её на улице. В квартиру её родителей он вошёл тоже с помощью этого значка.
Тоуни вытерла рукавом слёзы.
— Я не хочу здесь оставаться. Я хочу домой.
Почувствовав кого-то позади, Дюмас оглянулся через плечо. Ну, ну. Корейцу, наверное, прискучило смотреть, как Джон Уэйн выигрывает войну на Тихом океане, и он потихоньку открыл дверь — полюбоваться представлением. Дюмас пристально смотрел на него, пока кореец не убрался. Надоел Уэйн, пусть переключит каналы.
Кореец был одним из людей Шина, тот брал их в миссии Республики Корея или набирал среди местных. Люди Дюмаса были заняты, в частности, охраной дома, где готовился аукцион, и Сон попросил помочь Шина. Официально Ким Шин считался вице-консулом в корейской миссии, но фактически работал на КЦРУ.
Подвал Кена, в котором и раньше держали кандидатов на аукцион, сочли весьма подходящим местом для Тоуни. Лучше прятать её, чем перевести в дом аукционов: постоянные клиенты могут расстроиться, узнав, что Тоуни уже продана.
Кен также позволил Смехотуну использовать свой дом для любых дел, связанных с подделкой денег. Сейчас кореец при желании мог бы завершить и ту и другую сделки одновременно. Он заслужил немалые привилегии, согласившись заплатить за Тоуни четверть миллиона.
Дюмас продолжал обрабатывать девочку.
— Я тебе вот что скажу, Тоуни. Давай-ка позвоним твоей матери, узнаем, что она обо всём этом думает. Ты ведь здесь из-за неё, могу тебе сообщить.
Тоуни опять вытерла глаза.
— Я не понимаю.
— Она поручила нам опекунство над тобою. Полное опекунство.
Стиснув кулачки, Тоуни поднялась с кровати.
— Вы лжёте. Не знаю почему, но я знаю, что вы лжёте.
Ну, вот это да, подумал Дюмас. Пять дней в этой крысиной норе, а ты ещё можешь сопротивляться. Детка, ты действительно особенная.
— Тоуни, это правда. Она тебя уже не хочет. Отдала тебя нам. Правда.
— Она бы никогда так не сделала. Вы грязный лжец… Вы лжёте, лжёте, лжёте! — У Смехотуна будет с ней много хлопот, подумал Дюмас. Она строптивая. И очень привязана к матери.
Дюмас достал из кейса радиотелефон, вытянул антенну и набрал номер. Потом поднёс телефон к уху, прислушиваясь. Когда записанный на ленту женский голос начал читать прогноз погоды на остаток дня, он проговорил:
— Миссис Да-Силва? Бен Дюмас. Хорошо, а вы? Прекрасно, прекрасно. Рад это слышать. Миссис Да-Силва, Тоуни сейчас со мной, и я просто хотел бы подтвердить нашу договорённость. Да, я ей сказал, но она не верит.